Summary

Anna Karenina. Part 1. Chapter 2.

What happens in this chapter?

 

In this chapter, we first hear about Anna Arkadyevna, Anna Karenina, Prince Steeva’s sister. He receives a telegram from her saying that she is coming tomorrow from St-Petersburg to visit the Oblonskys. She is coming on her own, the fact that Tolstoy tried to make very clear that ыhe is coming without her husband.

 

Steeva is very happy to know that his sister will be in Moscow because he hopes Anna will help him to make up with his wife and get his old before the argument life back.

 

What else happens in the 2^nd chapter?

It starts with Steeva’s monolog, inner monolog, how unpleasant

all this situation and this argument are. He really didn’t expect it to have such an effect, he sincerely believed that his wife Darya Alexandrovna, Dolly, knew about his little affairs, and he was very surprised to find out that no she didn’t even suspect anything.

 

He wonders if she still thought he was in love with her because Steeva considered his wife a nice kind homely woman, but not as beautiful as she used to be before she had given birth to 5 live and 2 stillborn children.

 

Anyway, he decides that life must go on and we are introduced to a few members of the Oblonskys’ household. The main reason for bringing those characters into the novel here is to show us that the members of the household (here his valet Matvey and his kids’ nanny) love Steeva, that he is really a nice, kind person with his flaws, of course, but he is not evil.

 

His valet comes to help Stepan Arkadyevich to get dressed. Matvey, the valet, is “an old friend”; he knows all about his master and keeps his secrets.

 

We also learn that Steeva’s financial affairs are not brilliant, he doesn’t have money to pay to the carriage driver; Matvey sent the person away and told him to come on Sunday and not to bother Барин - the master.

 

Then Steeva reads the telegram from his sister and asks Matvey, the valet, to show it to his wife.  But Dolly, his wife, sends Matvey back saying she doesn’t care and she is leaving.

 

At the end nanny appears and “advises” Stepan Arkadyevich, asks him to go повиниться - to say sorry, to admit that he was wrong. And Steeva starts getting dressed, acting like a person who made up his mind and ready to act.

 

So that’s in short what happens in the 2^nd chapter. Let’s listen to it in Russian.

Л. Н. Толстой "Анна Каренина". Часть 1. Глава 2.

   Степан Аркадьич был человек правдивый в отношении к себе самому. Он не мог обманывать себя и уверять себя, что он раскаивается в своем поступке. Он не мог раскаиваться теперь в том, в чем он раскаивался когда-то лет шесть тому назад, когда он сделал первую неверность жене. Он не мог раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в жену, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть от жены. Но он чувствовал всю тяжесть своего положения и жалел жену, детей и себя. Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от жены, если б ожидал, что это известие так на нее подействует. Ясно он никогда не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, что он не верен ей, и смотрит на это сквозь пальцы. Ему даже казалось, что она, истощенная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая, только добрая мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна. Оказалось совсем противное.

   «Ах, ужасно! ай, ай, ай! ужасно! – твердил себе Степан Аркадьич и ничего не мог придумать. – И как хорошо все это было до этого, как мы хорошо жили! Она была довольна, счастлива детьми, я не мешал ей ни в чем, предоставлял ей возиться с детьми, с хозяйством, как она хотела. Правда, нехорошо, что она была гувернанткой у нас в доме. Нехорошо! Есть что-то тривиальное, пошлое в ухаживанье за своею гувернанткой. Но какая гувернантка! (Он живо вспомнил черные плутовские глаза m-lle Roland и ее улыбку.) Но ведь пока она была у нас в доме, я не позволял себе ничего. И хуже всего то, что она уже… Надо же это все как нарочно. Ай, ай, ай! Аяяй! Но что же, что же делать?»

   Ответа не было, кроме того общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями дня, то есть забыться. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере до ночи, нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться сном жизни.

   «Там видно будет», – сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.

   – Из присутствия есть бумаги? – спросил Степан Аркадьич, взяв телеграмму и садясь к зеркалу.

   – На столе, – отвечал Матвей, взглянул вопросительно, с участием, на барина и, подождав немного, прибавил с хитрою улыбкой: – От хозяина извозчика приходили.

   Степан Аркадьич ничего не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея; во взгляде, которым они встретились в зеркале, видно было, как они понимают друг друга. Взгляд Степана Аркадьича как будто спрашивал: «Это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?»

   Матвей положил руки в карманы своей жакетки, отставил ногу и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, посмотрел на своего барина.

   – Я приказал прийти в то воскресенье, а до тех пор чтоб не беспокоили вас и себя понапрасну, – сказал он, видимо, приготовленную фразу.

   Степан Аркадьич понял, что Матвей хотел пошутить и обратить на себя внимание. Разорвав телеграмму, он прочел ее, догадкой поправляя перевранные, как всегда, слова, и лицо его просияло.

   – Матвей, сестра Анна Аркадьевна будет завтра, – сказал он, остановив на минуту глянцевитую, пухлую ручку цирюльника, расчищавшую розовую дорогу между длинными кудрявыми бакенбардами.

   – Слава Богу, – сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как и барин, значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с женой.

   – Одни или с супругом? – спросил Матвей.

   Степан Аркадьич не мог говорить, так как цирюльник занят был верхней губой, и поднял один палец. Матвей в зеркало кивнул головой.

   – Одни. Наверху приготовить?

   – Дарье Александровне доложи, где прикажут.

   – Дарье Александровне? – как бы с сомнением повторил Матвей.

   – Да, доложи. И вот возьми телеграмму, передай, что они скажут.

   «Попробовать хотите», – понял Матвей, но он сказал только:

   – Слушаю-с.

   Степан Аркадьич уже был умыт и расчесан и сбирался одеваться, когда Матвей, медленно ступая поскрипывающими сапогами по мягкому ковру, с телеграммой в руке, вернулся в комнату. Цирюльника уже не было.

   – Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают. Пускай делают, как им, вам то есть, угодно, – сказал он, смеясь только глазами, и, положив руки в карманы и склонив голову набок, уставился на барина.

   Степан Аркадьич помолчал. Потом добрая и несколько жалкая улыбка показалась на его красивом лице.

   – А? Матвей? – сказал он, покачивая головой.

   – Ничего, сударь, образуется, – сказал Матвей.

   – Образуется?

   – Так точно-с.

   – Ты думаешь? Это кто там? – спросил Степан Аркадьич, услыхав за дверью шум женского платья.

   – Это я-с, – сказал твердый и приятный женский голос, и из-за двери высунулось строгое рябое лицо Матрены Филимоновны, нянюшки.

   – Ну что, Матреша? – спросил Степан Аркадьич, выходя к ней в дверь.

   Несмотря на то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это, почти все в доме, даже нянюшка, главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.

   – Ну что? – сказал он уныло.

   – Вы сходите, сударь, повинитесь еще. Авось Бог даст. Очень мучаются, и смотреть жалости, да и все в доме навынтараты пошло. Детей, сударь, пожалеть надо. Повинитесь, сударь. Что делать! Люби кататься….

   – Да ведь не примет…

   – А вы свое сделайте. Бог милостив, Богу молитесь, сударь, Богу молитесь.

   – Ну, хорошо, ступай, – сказал Степан Аркадьич, вдруг покраснев. – Ну, так давай одеваться, – обратился он к Матвею и решительно скинул халат.

   Матвей уже держал, сдувая что-то невидимое, хомутом приготовленную рубашку и с очевидным удовольствием облек в нее холеное тело барина.

    Anna Karenina. Part 1. Chapter 1.                                                                                       Anna Karenina. Part 1. Chapter 3.